Декабрь выдался на редкость морозным и снежным. Из окна квартиры на первом этаже за высокими сугробами, наваленными вокруг хоккейной коробки, Вова Синицын видел только головы ребят, которые гоняли шайбу. Сам Вова принять участие в игре не мог: ему осталось еще перевести текст с английского, и он дал себе слово, что пока не сделает этого, на улицу не выйдет.

Перед тем, как усесться за письменный стол, Вова с минуту наблюдал за соседской девочкой. Она вынесла из подъезда кастрюлю с едой для приблудного рыжего пса Шарика, которого прикармливали жители окрестных домов и даже смастерили ему будку из двух ящиков.

В дверь позвонили, и Вова отправился в прихожую.

– Я же сказал, что не выйду, пока не сделаю задание! – выпалил Вова стоявшему на пороге Коле Самарину.

– Вован, выручай! У меня ЧП, – с видом заговорщика тихо проговорил Коля.

– Проходи, рассказывай, – пригласил Вова приятеля в квартиру.

– Меня мать послала в магазин за колбасой, – начал рассказывать Самарин. – Я быстренько сбегал, а на обратном пути пацаны попросили постоять на воротах, пока Женька Ивлев выйдет и подменит. Думаю, без щитков, клюшки и коньков как-нибудь пару минут продержусь. Положил кулек с колбасой на скамейку и вышел. Насшибали мне шайбой по ногам, но гол я не пропустил.  Вышел Женька, занял место вратаря, я – к скамейке, а там пусто. Кто-то стащил кулек.

– Плакала твоя колбаса, – авторитетно заявил Синицын. – Бомжи унесли.

– Не было там посторонних. Взрослые на работе, а старики в такой мороз дома сидят, – возразил Самарин.

Синицын с минуту размышлял над рассказом приятеля, затем принялся надевать ботинки и куртку.

– Шансы найти твою колбасу равны нулю, но попробуем, – сказал он и, криво нахлобучив кроличью шапку-ушанку, вышел из квартиры вслед за Самариным.

– Вот здесь лежал синий кулек, – показал на заснеженную скамейку Коля.

Синицын вышел на лед и осмотрелся по сторонам.  За высокими сугробами незаметно к скамейке мог подойти только маленький ребенок, но в сильный мороз детей на улицу не пускали, а если бы подошел взрослый, то его бы увидели.

Вова сел  на скамейку лицом к ледовой площадке. Слева и за спиной лежали сугробы, впереди – борт хоккейной коробки. Подойти к скамейке можно было только справа по узкой протоптанной в снегу тропинке. Синицын встал и осмотрелся. Вокруг скамейки не было видно никаких следов. Ребята возобновили игру.  Коля, опустив голову, с кислой физиономией смотрел себе под ноги. Вова отвернулся и грустно посмотрел в сторону двора. Из подъезда вышел сосед дядя Юра с мусорным ведром и на ходу бросил кусок хлеба Шарику. Пес вяло повилял хвостом, обнюхал подачку, затем повернул голову набок, аккуратно подхватив ломоть двумя клыками, отошел в сторону и принялся закапывать лапами хлеб в сугроб. Затем собака побрела по двору и прошла мимо синего пустого целлофанового кулька, даже не обнюхав его.

– Про запас, – вслух проговорил Синицын, и неожиданно лицо его просияло.

Он забежал домой, вынул из холодильника половину батона докторской колбасы, отрезал два куска и снова вылетел во двор. Вова подозвал Шарика, почесал его за ухом и бросил к передним лапам кусок колбасы. Пес благодарно завилял хвостом, но есть колбасу не стал, а понес в сторону и зарыл в сугробе недалеко от того места, где недавно спрятал брошенный ему дядей Юрой хлеб.

– Ну и что? – пожал плечами Самарин.

– Ничего, – ответил Синицын и бросил Шарику второй кусок. Собака и этот кусок спрятала в сугроб, рядом с первым.

– Все претензии к Шарику, – объявил Синицын. – Поищи в сугробе рядом, думаю, твоя колбаса там.