Жил-был царь Берендей до колен борода. Уж три года
 Был он женат и жил в согласье с женою; но все им
 Бог детей не давал, и было царю то прискорбно.
 Нужда случилась царю осмотреть свое государство;
 Он простился с царицей и восемь месяцев ровно
 Пробыл в отлучке. Девятый был месяц в исходе, когда он,
 К царской столице своей подъезжая, на поле чистом
 В знойный день отдохнуть рассудил; разбили палатку;
 Душно стало царю под палаткой, и смерть захотелось
 Выпить студеной воды. Но поле было безводно...
 Как быть, что делать? А плохо приходит; вот он решился
 Сам объехать все поле: авось попадется на счастье
 Где-нибудь ключ. Поехал и видит колодезь. Поспешно
 Спрянув с коня, заглянул он в него: он полон водою
 Вплоть до самых краев; золотой на поверхности ковшик
 Плавает. Царь Берендей поспешно за ковшик - не тут-то
 Было: ковшик прочь от руки. За янтарную ручку
 Царь с нетерпеньем то правой рукою, то левой хватает
 Ковшик; но ручка, проворно виляя и вправо и влево,
 Только что дразнит царя и никак не дается.
 Что за причина? Вот он, выждавши время, чтоб ковшик
 Стал на место, хвать его разом справа и слева - 
 Как бы не так! Из рук ускользнувши, как рыбка нырнул он
 Прямо на дно колодца и снова потом на поверхность
 Выплыл, как будто ни в чем не бывало. "Постой же! (подумал
 Царь Берендей) я напьюсь без тебя", и, недолго сбираясь,
 Жадно прильнул он губами к воде и струю ключевую
 Начал тянуть, не заботясь о том, что в воде утонула
 Вся его борода. Напившися вдоволь, поднять он
 Голову хочет... ан нет, погоди! не пускают; и кто-то
 Царскую бороду держит. Упершись в ограду колодца,
 Силится он оторваться, трясет, вертит головою - 
 Держат его, да и только. "Кто там? пустите!" - кричит он.
 Нет ответа; лишь страшная смотрит со дна образина:
 Два огромные глаза горят, как два изумруда;
 Рот разинутый чудным смехом смеется; два ряда
 Крупных жемчужин светятся в нем, и язык, меж зубами
 Выставясь, дразнит царя; а в бороду впутались крепко
 Вместо пальцев клешни. И вот наконец сиповатый
 Голос сказал из воды: "Не трудися, царь, понапрасну;
 Я тебя не пущу. Если же хочешь на волю,
 Дай мне то, что есть у тебя и чего ты не знаешь".
 Царь подумал: "Чего ж я не знаю? Я, кажется, знаю
 Все!" И он отвечал образине: "Изволь, я согласен".
 "Ладно! - опять сиповатый послышался голос.- Смотри же,
 Слово сдержи, чтоб себе не нажить ни попрека, ни худа".
 С этим словом исчезли клешни; образина пропала.
 Честную выручив бороду, царь отряхнулся, как гоголь,
 Всех придворных обрызгал, и все царю поклонились.
 Сев на коня, он поехал; и долго ли, мало ли ехал,
 Только уж вот он близко столицы; навстречу толпами
 Сыплет народ, и пушки палят, и на всех колокольнях 
 Звон. И царь подъезжает к своим златоверхим палатам -
 Там царица стоит на крыльце и ждет; и с царицей
 Рядом первый министр; на руках он своих парчевую
 Держит подушку; на ней же младенец, прекрасный как светлый
 Месяц, в пеленках колышется. Царь догадался и ахнул.
 "Вот оно то, чего я не знал! Уморил ты, проклятый 
 Демон, меня!" Так он подумал и горько, горько заплакал.
 Все удивились, но слова никто не промолвил. Младенца 
 На руки взявши, царь Берендей любовался им долго,
 Сам его взнес на крыльцо, положил в колыбельку и, горе
 Скрыв про себя, по-прежнему царствовать начал. О тайне 
 Царской никто не узнал; но все примечали, что крепко
 Царь был печален - он все дожидался: вот придут за сыном;
 Днем он покоя не знал, и сна не ведал он ночью.
 Время, однако, текло, а никто не являлся. Царевич 
 Рос не по дням - по часам; и сделался чудо-красавец.
 Вот наконец и царь Берендей о том, что случилось,
 Вовсе забыл... но другие не так забывчивы были.
 Раз царевич, охотой в лесу забавляясь, в густую
 Чащу заехал один. Он смотрит: все дико; поляна;
 Черные сосны кругом; на поляне дуплистая липа.
 Вдруг зашумело в дупле; он глядит: вылезает оттуда
 Чудный какой-то старик, с бородою зеленой, с глазами
 Также зелеными. "Здравствуй, Иван-царевич, - сказал он. -
 Долго тебя дожидалися мы; пора бы нас вспомнить".
 "Кто ты?" - царевич спросил. "Об этом после; теперь же
 Вот что ты сделай: отцу своему, царю Берендею,
 Мой поклон отнеси да скажи от меня: не пора ли,
 Царь Берендей, должок заплатить? Уж давно миновалось
 Время. Он сам остальное поймет. До свиданья". И с этим
 Словом исчез бородатый старик. Иван же царевич
 В крепкой думе поехал обратно из темного леса.
 Вот он к отцу своему, царю Берендею, приходит.
 "Батюшка царь-государь, - говорит он, - со мною случилось
 Чудо". И он рассказал о том, что видел и слышал.
 Царь Берендей побледнел как мертвец. "Беда, мой сердечный
 Друг, Иван-царевич! - воскликнул он, горько заплакав. -
 Видно, пришло нам расстаться!.." И страшную тайну о данной
 Клятве сыну открыл он. "Не плачь, не крушися, родитель, -
 Так отвечал Иван-царевич, - беда невелика.
 Дай мне коня; я поеду; а ты меня дожидайся;
 Тайну держи про себя, чтоб о ней здесь никто не проведал,
 Даже сама государыня-матушка. Если ж назад я
 К вам по прошествии целого года не буду, тогда уж
 Знайте, что нет на свете меня". Снарядили как должно
 В путь Ивана-царевича. Дал ему царь золотые
 Латы, меч и коня вороного; царица с мощами
 Крест на шею надела ему; отпели молебен;
 Нежно потом обнялися, поплакали... с богом! Поехал
 В путь Иван-царевич. Что-то с ним будет? Уж едет
 День он, другой и третий; в исходе четвертого - солнце
 Только успело зайти - подъезжает он к озеру; гладко
 Озеро то, как стекло; вода наравне с берегами;
 Все в окрестности пусто; румяным вечерним сияньем
 Воды покрытые гаснут, и в них отразился зеленый
 Берег и частый тростник - и все как будто бы дремлет;
 Воздух не веет; тростинка не тронется; шороха в струйках
 Светлых не слышно. Иван-царевич смотрит, и что же
 Видит он? Тридцать хохлатых сереньких уточек подле
 Берега плавают; рядом тридцать белых сорочек
 Подле воды на травке лежат. Осторожно поодаль
 Слез Иван-царевич с коня; высокой травою
 Скрытый, подполз и одну из белых сорочек тихонько
 Взял; потом угнездился в кусте дожидаться, что будет.
 Уточки плавают, плещутся в струйках, играют, ныряют.
 Вот наконец, поиграв, поныряв, поплескавшись, подплыли
 К берегу; двадцать девять из них, побежав с перевалкой
 К белым сорочкам, оземь ударились, все обратились
 В красных девиц, нарядились, порхнули и разом исчезли.
 Только тридцатая уточка, на берег выйти не смея,
 Взад и вперед одна-одинешенька с жалобным криком
 Около берега бьется; с робостью вытянув шейку,
 Смотрит туда и сюда, то вспорхнет, то снова присядет...
 Жалко стало Ивану-царевичу. Вот он выходит
 К ней из-за кустика; глядь, а она ему человечьим
 Голосом вслух говорит: "Иван-царевич, отдай мне
 Платье мое, я сама тебе пригожусь". Он с нею

 Спорить не стал, положил на травку сорочку и, скромно
 Прочь отошедши, стал за кустом. Вспорхнула на травку
 Уточка. Что же вдруг видит Иван-царевич? Девица
 В белой одежде стоит перед ним, молода и прекрасна
 Так, что ни в сказке сказать, ни пером описать, и, краснея,
 Руку ему подает и, потупив стыдливые очи,
 Голосом звонким, как струны, ему говорит: "Благодарствуй, 
 Добрый Иван-царевич, за то, что меня ты послушал;
 Тем ты себе самому услужил, но и мною доволен
 Будешь: я дочь Кощея бессмертного, Марья-царевна;
 Тридцать нас у него, дочерей молодых. Подземельным 
 Царством владеет Кощей. Он давно уж тебя поджидает
 В гости и очень сердит; но ты не пекись, не заботься,
 Сделай лишь то, что я тебе присоветую. Слушай:
 Только завидишь Кощея-царя, упади на колена,
 Прямо к нему поползи; затопает он - не пугайся;
 Станет ругаться - не слушай; ползи да и только; что после
 Будет, увидишь; теперь пора нам". И Марья-царевна
 В землю ударила маленькой ножкой своей; расступилась
 Тотчас земля, и они вместе в подземное царство спустились.
 Видят дворец Кощея бессмертного; высечен был он
 Весь из карбункула-камня и ярче небесного солнца

 Все под землей освещал. Иван-царевич отважно
 Входит: Кощей сидит на престоле в светлой короне;
 Блещут глаза, как два изумруда; руки с клешнями.
 Только завидел его вдалеке, тотчас на колени
 Стал Иван-царевич. Кощей ж затопал, сверкнуло
 Страшно в зеленых глазах, и так закричал он, что своды
 Царства подземного дрогнули. Слово Марьи-царевны
 Вспомня, пополз на карачках Иван-царевич к престолу;
 Царь шумит, а царевич ползет да ползет. Напоследок
 Стало царю и смешно. "Добро ты, проказник, - сказал он, -
 Если тебе удалося меня рассмешить, то с тобою
 Ссоры теперь заводить я не стану. Милости просим
 К нам в подземельное царство; но знай, за твое ослушанье
 Должен ты нам отслужить три службы; сочтемся мы завтра;
 Ныне уж поздно; поди". Тут два придворных проворно
 Под руки взяли Ивана-царевича очень учтиво,
 С ним пошли в покой, отведенный ему, отворили
 Дверь, поклонились царевичу в пояс, ушли, и остался
 Там он один. Беззаботно он лег на постелю и скоро
 Сном глубоким заснул. На другой день рано поутру
 Царь Кощей к себе Ивана-царевича кликнул.
 "Ну, Иван-царевич, - сказал он, - теперь мы посмотрим,
 Что-то искусен ты делать? Изволь, например, нам построить
 Нынешней ночью дворец: чтоб кровля была золотая,
 Стены из мрамора, окна хрустальные, вкруг регулярный
 Сад, и в саду пруды с карасями; если построишь
 Этот дворец, то нашу царскую милость заслужишь;
 Если же нет, то прошу не пенять... головы не удержишь!"
 "Ах ты, Кощей окаянный, - Иван-царевич подумал, -
 Вот что затеял, смотри пожалуй!" С тяжелой кручиной
 Он возвратился к себе и сидит пригорюнясь; уж вечер;
 Вот блестящая пчелка к его подлетела окошку,
 Бьется об стекла - и слышит он голос: "Впусти!" Отворил он
 Дверку окошка, пчелка влетела и вдруг обернулась
 Марьей-царевной. "Здравствуй, Иван-царевич; о чем ты
 Так призадумался?" - "Нехотя будешь задумчив, - сказал он. -
 Батюшка твой до моей головы добирается". - "Что же
 Сделать решился ты?" - "Что? Ничего. Пускай его снимет
 Голову; двух смертей не видать, одной не минуешь".
 "Нет, мой милый Иван-царевич, не должно терять нам
 Бодрости. То ли беда? Беда впереди; не печалься;
 Утро вечера, знаешь ты сам, мудренее: ложися
 Спать; а завтра поранее встань; уж дворец твой построен
 Будет; ты ж только ходи с молотком да постукивай в стену".
 Так все и сделалось. Утром ни свет ни заря, из каморки
 Вышел Иван-царевич... глядит, а дворец уж построен.
 Чудный такой, что сказать невозможно. Кощей изумился;
 Верить не хочет глазам. "Да ты хитрец не на шутку, -
 Так он сказал Ивану-царевичу, - вижу, ты ловок
 На руку; вот мы посмотрим, так же ли будешь догадлив.
 Тридцать есть у меня дочерей, прекрасных царевен.
 Завтра я всех их рядом поставлю, и должен ты будешь
 Три раза мимо пройти и в третий мне раз без ошибки
 Младшую дочь мою, Марью-царевну, узнать; не узнаешь -
 С плеч голова. Поди". - "Уж выдумал, чучела, мудрость, -
 Думал Иван-царевич, сидя под окном. - Не узнать мне
 Марью-царевну... какая ж тут трудность?" - "А трудность такая. -
 Молвила Марья-царевна, пчелкой влетевши, - что если
 Я не вступлюся, то быть беде неминуемой. Всех нас
 Тридцать сестер, и все на одно мы лицо; и такое
 Сходство меж нами, что сам отец наш только по платью
 Может нас различать". - "Ну что же мне делать?" - "А вот что:
 Буду я та, у которой на правой щеке ты заметишь
 Мошку. Смотри же, будь осторожен, вглядись хорошенько,
 Сделать ошибку легко. До свиданья". И пчелка исчезла.
 Вот на другой день опять Ивана-царевича кличет
 Царь Кощей. Царевны уж тут, и все в одинаковом
 Платье рядом стоят, потупив глаза. "Ну, искусник, -
 Молвил Кощей, - изволь-ка пройтиться три раза мимо
 Этих красавиц, да в третий раз потрудись указать нам
 Марью-царевну". Пошел Иван-царевич; глядит он
 В оба глаза: уж подлинно сходство! И вот он проходит
 В первый раз - мошки нет; проходит в другой раз - все мошки
 Нет; проходит в третий и видит - крадется мошка,
 Чуть заметно, по свежей щеке, а щека-то под нею
 Так и горит; загорелось и в нем, и с трепещущим сердцем:
 "Вот она, Марья-царевна!" - сказал он Кощею, подавши
 Руку красавице с мошкой. "Э, э! да тут, примечаю,
 Что-то нечисто, - Кощей проворчал, на царевича с сердцем
 Выпучив оба зеленые глаза. - Правда, узнал ты
 Марью-царевну, но как узнал? Вот тут-то и хитрость;
 Верно, с грехом пополам. Погоди же, теперь доберуся
 Я до тебя. Часа через три ты опять к нам пожалуй;
 Рады мы гостю, а ты нам свою премудрость на деле
 Здесь покажи: зажгу я соломинку; ты же, покуда
 Будет гореть та соломинка, здесь, не трогаясь с места,
 Сшей мне пару сапог с оторочкой; не диво; да только
 Знай наперед: не сошьешь - долой голова; до свиданья".
 Зол возвратился к себе Иван-царевич, а пчелка
 Марья-царевна уж там. "Отчего опять так задумчив,
 Милый Иван-царевич?" - спросила она. "Поневоле
 Будешь задумчив, - он ей отвечал. -Отец твой затеял
 Новую шутку: шей я ему сапоги с оторочкой;
 Разве какой я сапожник? Я царский сын; я не хуже
 Родом его. Кощей он бессмертный! видали мы много
 Этих бессмертных". - "Иван-царевич, да что же ты будешь
 Делать?" - "Что мне тут делать? Шить сапогов я не стану.
 Снимет он голову - черт с ним, с собакой! какая мне нужда!"
 "Нет, мой милый, ведь мы теперь жених и невеста;
 Я постараюсь избавить тебя; мы вместе спасемся
 Или вместе погибнем. Нам должно бежать; уж другого
 Способа нет". Так сказав, на окошко Марья-царевна
 Плюнула; слюнки в минуту примерзли к стеклу; из каморки
 Вышла она потом с Иваном-царевичем вместе,
 Двери ключом заперла и ключ далеко зашвырнула.
 За руки взявшись потом, они поднялися и мигом
 Там очутились, откуда сошли в подземельное царство.
 То же озеро, низкий берег, муравчатый, свежий
 Луг, и, видят, по лугу свежему бодро гуляет
 Конь Ивана-царевича. Только почуял могучий
 Конь седока своего, как заржал, заплясал и помчался
 Прямо к нему и, примчавшись, как вкопанный в землю
 Стал перед ним. Иван-царевич, не думая долго,
 Сел на коня, царевна за ним, и пустились стрелою.
 Царь Кощей в назначенный час посылает придворных
 Слуг доложить Ивану-царевичу: что-де так долго
 Мешкать изволите? Царь дожидается. Слуги приходят;
 Заперты двери. Стук! стук! и вот из-за двери им слюнки,
 Словно как сам Иван-царевич, ответствуют: буду.
 Этот ответ придворные слуги относят к Кощею;
 Ждать-подождать - царевич нейдет; посылает в другой раз
 Тех же послов рассерженный Кощей, и та же всё песня:
 Буду; а нет никого. Взбесился Кощей. "Насмехаться,
 Что ли, он вздумал? Бегите же; дверь разломать и в минуту
 3а ворот к нам притащить неучтивца!" Бросились слуги...
 Двери разломаны... вот тебе раз; никого там, а слюнки
 Так и хохочут. Кощей едва от злости не лопнул.
 "Ах! он вор окаянный! люди! люди! Скорее
 Все в погоню за ним!.. я всех перевешаю, если
 Он убежит!.." Помчалась погоня... "Мне слышится топот", -
 Шепчет Ивану-царевичу Марья-царевна, прижавшись
 Жаркою грудью к нему. Он слезает с коня и, припавши
 Ухом к земле, говорит ей: "Скачут, и близко". - "Так медлить
 Нечего", - Марья-царевна сказала, и в ту же минуту
 Сделалась речкой сама, Иван-царевич железным
 Мостиком, черным вороном конь, а большая дорога
 На три дороги разбилась за мостиком. Быстро погоня
 Скачет по свежему следу; но, к речке примчавшись, стали
 В пень Кощеевы слуги: след до мостика виден;
 Дале ж и след пропадает, и делится на три дорога.
 Нечего делать - назад! Воротились разумники. Страшно
 Царь Кощей разозлился, о их неудаче услышав.
 "Черти! ведь мостик и речка были они! Догадаться
 Можно бы вам, дуралеям! Назад! чтоб был непременно
 Здесь он!.." Опять помчалась погоня... "Мне слышится топот", -
 Шепчет опять Ивану-царевичу Марья-царевна.
 Слез он с седла и, припавши ухом к земле, говорит ей:
 "Скачут, и близко". И в ту же минуту Марья-царевна
 Вместе с Иваном-царевичем, с ними и конь их, дремучим
 Сделались лесом; в лесу том дорожек, тропинок числа нет;
 По лесу ж, кажется, конь с двумя седоками несется.
 Вот по свежему следу гонцы примчалися к лесу;
 Видят в лесу скакунов и пустились вдогонку за ними.
 Лес же раскинулся вплоть до входа в Кощеево царство.
 Мчатся гонцы, а конь перед ними скачет да скачет;
 Кажется, близко; ну только б схватить; ан нет, не дается.
 Глядь! очутились они у входа в Кощеево царство.
 В самом том месте, откуда пустились в погоню; и скрылось
 Всё: ни коня, ни дремучего лесу. С пустыми руками
 Снова явились к Кощею они. Как цепная собака,
 Начал метаться Кощей. "Вот я ж его, плута! Коня мне!
 Сам поеду, увидим мы, как от меня отвертится!"
 Снова Ивану-царевичу Марья-царевна тихонько
 Шепчет: "Мне слышится топот"; и снова он ей отвечает:
 "Скачут, и близко". - "Беда нам! Ведь это Кощей, мой родитель
 Сам; но у первой церкви граница его государства;
 Далее ж церкви скакать он никак не посмеет. Подай мне
 Крест твой с мощами". Послушавшись Марьи-царевны, снимает
 С шеи свой крест золотой Иван-царевич и в руки

 Ей подает, и в минуту она обратилася в церковь,
 Он в монаха, а конь в колокольню - и в ту же минуту
 С свитою к церкви Кощей прискакал. "Не видал ли проезжих,
 Старец честной?" - он спросил у монаха. "Сейчас проезжали
 Здесь Иван-царевич с Марьей-царевной; входили
 В церковь они - святым помолились да мне приказали
 Свечку поставить за здравье твое и тебе поклониться,
 Если ко мне ты заедешь". - "Чтоб шею сломить им, проклятым!" -
 Крикнул Кощей и, коня повернув, как безумный помчался
 С свитой назад, а примчавшись домой, пересек беспощадно
 Всех до единого слуг. Иван же царевич с своею
 Марьей-царевной поехали дале, уже не бояся
 Боле погони. Вот они едут шажком; уж склонялось
 Солнце к закату, и вдруг в вечерних лучах перед ними
 Город прекрасный. Ивану-царевичу смерть захотелось
 В этот город заехать. "Иван-царевич, - сказала 
 Марья-царевна, - не езди; недаром вещее сердце
 Ноет во мне: беда приключится". - "Чего ты боишься,
 Марья-царевна? Заедем туда на минуту; посмотрим
 Город, потом и назад". - "Заехать нетрудно, да трудно
 Выехать будет. Но быть так! ступай, а я здесь останусь
 Белым камнем лежать у дороги; смотри ж, мой милый,
 Будь осторожен: царь и царица, и дочь их царевна

 Выдут навстречу тебе, и с ними прекрасный младенец
 Будет; младенца того не целуй: поцелуешь - забудешь
 Тотчас меня, тогда и я не останусь на свете,
 С горя умру, и умру от тебя. Вот здесь, у дороги,
 Буду тебя дожидаться я три дни; когда же на третий
 День не придешь... но прости, поезжай". И в город поехал,
 С нею простяся, Иван-царевич один. У дороги
 Белым камнем осталася Марья-царевна. Проходит
 День, проходит другой, напоследок проходит и третий -
 Нет Ивана-царевича. Бедная Марья-царевна!
 Он не исполнил ее наставленья: в городе вышли
 Встретить его и царь, и царица, и дочь их царевна;
 Выбежал с ними прекрасный младенец, мальчик-кудряшка,
 Живчик, глазенки как ясные звезды; и бросился прямо
 В руки Ивану-царевичу; он же его красотою
 Так был пленен, что, ум потерявши, в горячие щеки
 Начал его целовать; и в эту минуту затмилась
 Память его, и он позабыл о Марье-царевне.
 Горе взяло ее. "Ты покинул меня, так и жить мне
 Незачем боле". И в то же мгновенье из белого камня
 Марья-царевна в лазоревый цвет полевой превратилась.
 "Здесь, у дороги, останусь, авось мимоходом затопчет
 Кто-нибудь в землю меня", - сказала она, и росинки

 Слез на листках голубых заблистали. Дорогой в то время
 Шел старик; он цветок голубой у дороги увидел;
 Нежной его красотою пленясь, осторожно он вырыл
 С корнем его, и в избушку свою перенес, и в корытце
 Там посадил, и полил водой, и за милым цветочком
 Начал ухаживать. Что же случилось? С той самой минуты
 Всё не по-старому стало в избушке; чудесное что-то
 Начало деяться в ней: проснется старик -а в избушке
 Все уж как надо прибрано; нет нигде ни пылинки.
 В полдень придет он домой - а обед уж состряпан, и чистой
 Скатертью стол уж накрыт: садися и ешь на здоровье.
 Он дивился, не знал, что подумать; ему напоследок
 Стало и страшно, и он у одной ворожейки-старушки
 Начал совета просить, что делать. "А вот что ты сделай, -
 Так отвечала ему ворожейка, - встань ты до первой
 Ранней зари, пока петухи не пропели, и в оба
 Глаза гляди: что начнет в избушке твоей шевелиться,
 То ты вот этим платком и накрой. Что будет, увидишь".
 Целую ночь напролет старик пролежал на постеле,
 Глаз не смыкая. Заря занялася, и стало в избушке
 Видно, и видит он вдруг, что цветок голубой встрепенулся,
 С тонкого стебля спорхнул и начал летать по избушке;
 Все между тем по местам становилось, повсюду сметалась
 Пыль, и огонь разгорался в печурке. Проворно с постели
 Прянул старик и накрыл цветочек платком, и явилась
 Вдруг пред глазами его красавица Марья-царевна.
 "Что ты сделал? - сказала она. - Зачем возвратил ты
 Жизнь мне мою? Жених мой, Иван-царевич прекрасный,
 Бросил меня, и я им забыта". - "Иван твой царевич
 Женится нынче. Уж свадебный пир приготовлен, и гости
 Съехались все". Заплакала горько Марья-царевна;
 Слезы потом отерла; потом, в сарафан нарядившись,
 В город крестьянкой пошла. Приходит на царскую кухню;
 Бегают там повара в колпаках и фартуках белых;
 Шум, возня, стукотня. Вот Марья-царевна, приближась
 К старшему повару, с видом умильным и сладким, как флейта,
 Голосом молвила: "Повар, голубчик, послушай, позволь мне
 Свадебный спечь пирог для Ивана-царевича". Повар,
 Занятый делом, с досады хотел огрызнуться; но слово
 Замерло вдруг у него на губах, когда он увидел
 Марью-царевну; и ей отвечал он с приветливым взглядом:
 "В добрый час, девица-красавица; все, что угодно,
 Делай; Ивану-царевичу сам поднесу я пирог твой".
 Вот пирог испечен; а званые гости, как должно,
 Все уж сидят за столом и пируют. Услужливый повар
 Важно огромный пирог на узорном серебряном блюде
 Ставит на стол перед самым Иваном-царевичем; гости
 Все удивились, увидя пирог. Но лишь только верхушку
 Срезал с него Иван-царевич - новое чудо!
 Сизый голубь с белой голубкой порхнули оттуда.
 Голубь по столу ходит; голубка за ним и воркует:
 "Голубь, мой голубь, постой, не беги; обо мне ты забудешь
 Так, как Иван-царевич забыл о Марье-царевне!"
 Ахнул Иван-царевич, то слово голубки услышав;
 Он вскочил как безумный и кинулся в дверь, а за дверью
 Марья-царевна стоит уж и ждет. У крыльца же
 Конь вороной с нетерпенья, оседланный, взнузданный пляшет.
 Нечего медлить: поехал Иван-царевич с своею
 Марьей-царевной: едут да едут, и вот приезжают
 В царство царя Берендея они. И царь и царица
 Приняли их с весельем таким, что такого веселья
 Видом не видано, слыхом не слыхано. Долго не стали
 Думать, честным пирком да за свадебку; съехались гости,
 Свадьбу сыграли; я там был, там мед я и пиво
 Пил; по усам текло, да в рот не попало. И все тут.